«ты мое хобби», некогда забытое, по разным причинам и обстоятельствам заброшенное, забытое, но такое расчудесное, такое милое сердцу хобби.

Хорошие манеры учат не играть с едой, Библия - возлюбить ближнего своего. Кандинский выражает свою любовь к Тедди с точки зрения исключительно сентиментального каннибализма, искренне надеясь, что тот все-таки очень постарается, и не станет его обедом.

Боже, храни британскую сдержанность, храни сдержанных исполнительных лежащих на полу британцев

Боже, храни Королеву - ее портрет в черно-белом украшает стену над витринами, выделяется морщинами и старостью на фоне безликих и прекрасных моделей, демонстрирующих шеи в драгоценных ошейниках; почему-то это изображение наводит на потрясающую идею:
-В следующий раз пойдём Тауэр. - сообщает Кандинский на полном серьезе, а потом фиксируется взглядом на камнях.
Боже, храни Империю незаходящего солнца - жадные руки пересыпают бриллианты как песок на море, одевают на пальцы кольца. Жадная одержимость сносит крышу

Чувство вины одно из самых извращенных чувств. Если ты не успел сразу на берегу договориться со своей совестью, если пропустил хоть крупицу его, оно будет расти словно сорняк, распространяясь от дуновения каждой мысли, высасывая из плодородной почвы все соки только лишь для того чтоб воссоздать себе подобных и посеять заново, пока не останется свободного места.

Вызывая демонов, помни: ты будешь первым, кого они разорвут.

Мне не страшно, что будет со мной, мне страшно за то, что может случиться с тобою. Мне страшно за то, что с тобой происходит.

И только по факту, когда шторм становится девятибалльным,  становится ясно, что против него нет, и никогда не было оружия в арсенале, становится ясно, что уже который год разгуливаешь по минному полю, оказываешься посреди кровавой бойни в кружевных латах, с игрушечным пистолетом наперевес, и  - любовью.

Четыре года Кандинский участвует в бесконечном долгом мучительном разговоре, оставаясь при этом немым; немому со слепым не спорить

Особенно - если ты сам горишь, если обида и чувство вины больно жалят под ребра, все невысказанное и недосказанное царапает горло -
Ты же знаешь, я бы рад, но не могу уйти.

Мысль, она...
Засядет глубоко-глубоко, где не достать, хуже всякого паразита, медленно, но верно выгрызая изнутри черепной коробки твой мозг, сердце и даже душу. Всего тебя целиком. Хотя, казалось бы, это всего лишь мысль, нечто абстрактное и даже не осязаемое, но сколь мощное, всё же, оружие полного разрушения. Саморазрушения. И мысль, а в нашем случае воспоминание, оно преследует днём и ночью, беря своё начало именно в твоей голове.

Пытаясь убежать от самого себя, ты финишируешь на том же месте с самим собой. Выстрел к старту - он же сигнал о том, что гонка уже закончилась.

Он совладал со своими демонами, вовремя их подкармливая и выпуская погулять с поводка, когда никого нет рядом.

не запихивай свой потенциал в мою репутацию!))

У Невилла никогда не было детей — хорошо, у него никогда не было детей, которых он мог бы назвать своими.
У Невилла была дочь.
Все чистокровные волшебники были обязаны продолжить свой род — этот эвфемизм заменял более точное и емкое слово "размножиться", словно они были породистыми собаками или лошадьми, впрочем, Том Риддл наверняка именно так их всех и воспринимал, упокой господь его душу, да поскорее.
Невилл старался не думать о том, что где-то там есть маленькая Анна Лонгботтом, которую забрали и воспитали в лучших традициях правящей партии: ложь — это правда, любовь — это смерть, свобода — это рабство, Темный Лорд смотрит на тебя, не подведи его.

Что ей ответить? Что предполагается отвечать детям — он был старше ее на восемнадцать лет, он учил ее: тихую, скромную, какую-то неуверенную в себе маленькую девочку, которую ему всегда хотелось как-то приободрить, словно скажи ей доброе слово и она наконец избавится от сковывающей ее неловкости

Кари, признайся сразу: у тебя есть склонность выкусывать людям ладони?

если задница любимая, то и диатез не помеха

Господар заходиться криком, а Господь — сміхом. Заведено бо ж так: кожному — своє.

И только потом Нотт чуть подается вперед и раскрывает перед цыганом книгу собственного бытия, написанную сплетницей-судьбой на ладонях. Со стороны может показаться, что семикурснику любопытно и весело: ну что там можно прочесть-то, по этим обрывкам фраз, чретам и резам? Но это не веселье, нет. В самой глубине Ноттовой души — страх. Настоящий, не придуманный, не скопированный из книг и статей по психологии, нет. Его собственный.

Двое кружат по залу, пока не касаясь друг друга: разве что взглядами — серая сталь целует черный глубокий бархат, тот струится по острому лезвию тихой опасной безлунной ночью, открывает себя нараспашку, бей меня прямо в сердце, вот он я, от поцелуя до смерти чуть меньше, чем шаг.

Пальцы смыкаются на плече, уверенно, правильно, даже, пожалуй, нежно. Ладонь накрывает ладонь, тело касается тела, слышно, как бьется (спокойно — одно и, чуть быстрее — второе) сердце, во взгляде цвета клинков и пепла нет ни издевки, ни равнодушия, ни насмешки, там отражается дама, незримая в зеркалах. В очах цвета ночи, шелковых простыней, бархата, антрацита, обсидиановой пустоты плещется яро, пьяняще, открыто и обнаженно все то, что на кончиках мыслей, на грани фола, все то, что однажды Нотт прочел на цыгановых ладонях и немного того, что судьба на руках не пишет. Слизеринец ведет уверенно, правильно, взвешенно и предельно близко.

Каблуки стучат по паркетному полу в ритме биения сердца, шаги подчиняются велению музыки, в этом мире нет ни единой ноты для разума и рассудка, здесь правит бал дама в алом, и чудный корсет ее кровоточит, острые наконечники стрел впиваются ей под ребра. Она — распятый господь этого танца. Псы-доберманы ловят шершавыми языками не успевшие остыть алые капли.

Черное переплетается с белым, черное с белым становится алым, тело касается тела, колени едва не касаются коленей, а бедра — бедер. Нотт ведет уверенно, ромэн отдается ему сполна, цыгану чудится: рядом танцуют двое — чертовка Судьба и антропоморфный Ворон, клюв его — сталь, что ковалась в той же кузне, где лезвия взглядов его партнера по танцу. Их диалог безупречен: не сказано ни единого слова, только правда.

Пылезасосы? Чтобы она потом всем меня компрометировала? Да как же!

Какая шикарная идея! Засоси меня, Тедди! *бегает за ним по флуду*

*ставит Кари на лбу прямоугольный засос насадкой от пылесоса*
сама напросилась!

НЕ МОГ УЖЕ КРУГЛЫМ?! Я б всем говорила, что это ты мне церковную облатку приложил, а ты-ы-ы-ыыыыыы...

Это моя собственная церковная облатка!
Имени церкви святого каристрастотерпца Люпина первых постновогодних дней

*свалилась в истерике* Я пыталась прочесть это слово 4 раза! хд Оно упорно складывалось в "кастрированного_перца" Люпина, вызывая в моей голове истеричное "ТАК ВОТ ПОЧЕМУ ОН МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ!!!!!1111" хд

ш - шантаж, п - провокация хд и другие увлекательные буквы алфавита от Симоны хд

Я противоречу Хаффу, как так? о.о

мммм...дружелюбный шантаж? утешительная провокация? дружеский троллинг? и по-хаффски, и алфавит в порядке))